В жизни случаются удивительные совпадения. Например, такое: в октябре
1907 года в страховом обществе Assikurazioni Generali одновременно начали
работать Лео Перуц и Франц Кафка. Правда, один в Триесте, а другой -
в Праге. Обратите внимание: оба писателя, не чуждых эстетике "страшного",
служили именно СТРАХОВЫМИ агентами. Но если Кафка нам хорошо знаком,
то серьезное собрание сочинений Перуца под названием "Мастер Страшного
суда" вышло в издательстве "Кристалл" только в прошлом
году.
Надо сказать, у Перуца "страшное и ужасное" не проявляется
исподволь, из абсурда ситуации (так - у Кафки), а обрушивается на читателя
с первых же эпизодов, закручиваясь к тому же в детективный сюжет. Это
писатель более страстный, что очевидно в любом тексте: "Пять дней
продолжалась романтическая охота, преследование незримого врага, который
был не существом из плоти и крови, а страшным призраком минувших веков.
Мы набрели на кровавый след и пошли по этому следу".
В романе "Мастер Страшного суда" кровавые следы оставляют
вроде бы люди, убивающие себя по неизвестной причине. И виновных ищут
поначалу среди людей - как и положено в детективе. Однако дальше наружу
выходит иная, похороненная в глубинах подсознания стихия: "Первобытный
страх одинокой твари - никому он не известен из живых людей, никто из
нас не был бы в силах перенести его. Но клеточка, способная породить
его в нас, не умерла, она живет, давным-давно усыпленная, не шевелится,
не дает себя чувствовать - мы носим спящего убийцу в своем мозгу".
В конце концов выясняется, что виновницей серии самоубийств является
некая древняя книга, читая которую, вдыхаешь со страниц ядовитые пары.
И хотя мы далеки от мыслей о каком-либо плагиате, возможно, Умберто
Эко свой знаменитый роман "Имя Розы" написал в том числе и
под влиянием Перуца (к слову сказать, другой блистательный создатель
литературных ловушек и лабиринтов - Хорхе Борхес - добился издания романа
в популярнейшей серии "Классики детектива").
Выпущенный "Кристаллом" тысячестраничный том включает в себя
и другие произведения Перуца, например роман "Маркиз де Болибар".
В основе здесь эпизод испанской кампании Наполеона, когда служившие
у него два немецких полка были напрочь уничтожены "герильясами".
Уничтожены, разумеется, таинственным способом, который придумал главный
герой, маг и кудесник де Болибар, умеющий перевоплощаться (только не
так вульгарно, как Фантомас). Небезызвестный Боливар не мог вынести
даже двоих, а вот де Болибар и троих, и четверых мог скопировать. В
финале же вообще происходит некое переселение душ, и маркиз после своей
гибели вселился в тело немецкого офицера.
Конечно, современное скептическое сознание вряд ли готово воспринять
некоторые напыщенные пассажи автора: "Я впервые увидел в путанице
событий их тайный и ужасный смысл... Томление ужаса охватило меня...
Огонь высветил восковое лицо - маску дикого вдохновения..." Читатель
теперь, понятно, не любит "дикого вдохновения", ему подавай
"иронию", "постмодернистский коллаж" и т.п.
Однако Перуца спасают энергия, событийный напор, художественная динамика,
увы, весьма редкие в современных анемичных опусах. Ну и, разумеется,
мастерство, с каким он описывает, допустим, перевоплощения де Болибара.
Автор нашел в финале на редкость убедительный ход, описав от первого
лица, как изнутри одного "я" постепенно проявляется другое,
так что в "реинкарнацию", безусловно, веришь.
Интересы писателя не ограничивались эпохой Наполеона: в романе "Парикмахер
Тюрлупен" он мастерски воссоздает эпоху герцога де Ришелье. Это
время вроде бы вдоль и поперек испахано Александром Дюма, но Перуц ухитряется
и тут найти свой материал, его же персонажи выглядят достойными преемниками
королевских мушкетеров.
Другой роман - "Шведский всадник" - перенесет вас в Европу
начала восемнадцатого века, причем для русского читателя это будет любопытно
вдвойне. Не часто, признайтесь, доводится читать о знакомых исторических
событиях (к примеру, о Полтавской битве), но с другой, шведской стороны.
И все же видно: этого писателя интересуют не столько исторические события,
сколько таинственные и мистические истории, которые разворачивались
в его воображении. Автору иногда изменяет чувство меры, из-за чего утрачивается
доверие читателя. Тем не менее Лео Перуц занимает достойное место в
плеяде "магических реалистов", работавших на стыке реальности
и фантастики. Пусть он не Кафка (не каждый страховой агент - Кафка),
зато его ни с кем не спутаешь.
Владимир ШПАКОВ
Петербургская
ежедневная газета Смена