В княжеской столице, славном Вышеграде, находился прекрасный сад, богатый
тенистыми деревьями, цветущими кустами и благоуханными цветами. Но замечательнее
всего в этом саду были дорожки. Они извивались самым затейливым образом,
сходились, расходились, переплетались, терялись между деревьями и снова
выбегали к цветникам и лужайкам, и при этом так походили одна на другую,
что постороннему человеку, попавшему в этот очарованный сад, ни за что
бы не выбраться из него без посторонней помощи.
В этом саду любила гулять Либуше со своими девушками, но чаще одна в
ту пору, когда цветы и листья, окропленные утренней росой, сверкали
на солнце тысячью алмазов; и еще тогда, когда вечерняя заря отбрасывала
красный отблеск на стволы деревьев, или когда вершины уже погружались
в сумрак, в котором постепенно терялись беловатые дорожки сада.
В эту пору молодая статная княжна в белой одежде с распущенными волосами,
подобно светлому видению, скользила легкой поступью по дорожкам своего
сада, в задумчивости склонив голову; либо, подняв свои прекрасные очи
к небу, уносилась мечтами в таинственное пространство, откуда падал
на землю ласкающий свет луны и звезд.
Однажды Либуше привела в сад сестру свою Казн, приехавшую на быстром
коне из Казина навестить ее. Вечерние тени уже окутали сад, цветник
и дорожки. Только вершины деревьев, высокие стены ограды да вышки были
еще залиты последними лучами заходящего солнца, которое уже опускалось
за темные леса гор, синевших вдали, за Влтавою.
В эту минуту тишины и прохлады послышался вдруг со стороны городских
ворот шум и гул человеческих голосов; чем дальше, тем громче и могучее.
Крик множества мужских голосов раздавался словно рокот приближающейся
грозы. Слышались радостные возгласы, вскрикиванья и победные звуки рогов.
Сестры остановились и стали прислушиваться. К ним подошел наместник
града и взволнованным голосом стал просить, не соблаговолят ли они выйти
на надворье и взглянуть, что там делается.
По широкому надворью шел, окруженный стражниками и толпою обывателей,
молодой статный мужчина, с руками, закинутыми за голову; видно было,
что он нес тяжелую ношу. Загорелое возбужденное лицо его наклонено было
вперед, а из-под шапки выбивались и падали ему на лоб густые темные
кудри.
С изумлением смотрели княжны на этого человека и на его ношу. Это был
живой дикий кабан, которого удалый молодец держал за щетинистые уши
брюхом кверху.
С мечом у пояса, но без копья, в обуви и штанах, забрызган-, ных грязью,
шел молодчик, неся свое ужасное бремя, словно перыш-, ко. Он шел твердо
и истово; ноги его не дрожали и не спотыкались.
Весело покрикивая, толпились вокруг него мужи и юноши, копьями указывая
на старого сильного секача, бурого, с огромной головой и черным рылом,
из которого торчали белые страшные клыки. Кабан дергался, скрежетал
зубами и сучил копытами, свирепо вращая налитыми кровью глазами.
Когда княжны появились на крыльце, толпа притихла. Смелый охотник, по
имени Бивой, Судивоев сын, остановился у ступеней крыльца.
Не сбрасывая тяжелой ноши, он приветствовал княжон и, обращаясь к Либуше,
сказал:
- Несу этого кровожадного зверя с горы Кавчи. Желаешь ли, чтобы он погиб
на твоих глазах?
Либуше кивнула головой. Мужчины с криком обнажили мечи и копья. Но Бивой
снова возвысил голос:
- Я сам расправлюсь с ним. Я его поймал, от моей руки он и умрет. А
вы составьте круг, чтобы он не вздумал удрать, и положите у ног моих
копье.
Так и сделали. Мужи образовали обширный круг, держа оружие наготове.
Все взоры сосредоточились на Бивое. Оглянувшись на толпу, он остановил
огневой взгляд на Либуше и в особенности на ее сестре.
Казн, глубоко взволнованная, глядела на статного героя, которого она
уже встречала в священной роще у Езерки и часто о нем вспоминала. Ей
нравились его мужество, сила и удаль. С сильным биением сердца смотрела
она, как Бивой, широко расставив ноги, перекинул секача через голову
и с такою силою швырнул его наземь, что земля задрожала. В ту же минуту
Бивой быстрым движением схватил обеими руками тяжелое копье с блестящим
стальным наконечником и приготовился.
В первую минуту старый секач казался ошеломленным падением; но вот он
порывисто задвигался, брюхо его заколыхалось, хребет ощетинился, в одно
мгновение вскочил он на ноги, глаза его сверкнули, и он бросился на
Бивоя, разинув пасть с торчащими клыками.
Толпа затаила дыхание, стихла, словно пена. Секач, ослепленный бешенством,
ринулся прямо на копье Бивоя, и из пасти его хлынул поток крови. Поднялись
победные крики; кричали мужи, кричали жены, девушки. Еще секунда - и
секач лежал смертельно раненный, истекая кровью.
Бивой вытащил копье из раны и ступил правою ногою на щетинистое тело
умирающего зверя. Вытерев пот с лица, он обратился к княжнам:
- Не будет теперь никого пугать, не будет делать зла. И он стукнул ногою
по голове зверя.
Тогда наместник города выступил вперед и перед лицом княжон сказал Бивою:
- Да вознаградят тебя боги. Ты освободил наш край от лютого врага. То
был сильный, шестилетний секач, гроза и страх долины у горы Кавчи. Много
беды натворил он: валялся на нивах и мял хлеб, задирал домашний скот,
лошадей и в особенности ловчих собак. Выехал было на него Сватослав
Божеёв, но секач распорол его коню брюхо. Не только животных, но и людей
губил он. До того страшен был этот зверь, что даже храбрейшие мужи,
завидя его, старались спастись бегством. А ты, Бивой...
Толпа не дала ему кончить. Поздравления и приветствия посыпались на
героя. Княжны с любопытством разглядывали мощного зверя, и Либуше спросила
Бивоя, каким образом он его поймал. Толпа мгновенно стихла. Казн устремила
на сильного ловца горящий взгляд и слушала с благоговейным вниманием
его рассказ.
- Тяжко мне было видеть, что секач этот творит так много зла и так пугает
людей. Долиной горы Кавчи никто не решался идти. А он жил себе припеваючи,
задирал людей, скот и собак без числа. Вот и высмотрел я его логовище
в темной луже под старым буком, где он любил валяться в полдень. Когда
же его одолевали комары, он, почесавшись о стволы буков, выходил на
поля и бродил по окрестным местам без всякого страха. Ни зверя, ни человека
не пропускал он, нападая на каждого, кто встречался ему.
Сегодня, наконец, я решил покончить с ним. Хотел было выждать, когда
он возвратится с пастбища, но только что дошел до края долины, как и
наткнулся на него. Он выскочил на меня из чащи так стремительно, что
я не успел насторожить копья. Случилось это на открытом месте, где не
было ни одного дерева. Отскочить я не мог, а броситься на землю - не
хотел.
Скорее, чем я рассказываю об этом, бросился зверь на меня, наклонив
голову. Но прежде, чем он успел сбить меня с ног, я схватил его за уши
и крепко держал. Он бился, выл, скрежетал зубами, как бешеный, а я вскинул
его на спину и понес.
Снова восторженно загудела толпа. Когда же все стихло, княжна обратилась
к Бивою:
- Да благословят боги тебя и твою силу. Ты освободил наш край и уберег
нивы его. Спасибо тебе от меня и от всего народа. Теперь, храбрый ловец,
пойди, дай покой твоему телу и духу.
По знаку княжны наместник взял Бивоя под руку и повел его по ступеням
в просторную горницу, куда за ними вошли старейшины города и подградья
и те мужи, которые первые увидали Бивоя с его живой ношей и привели
в Вышеград.
Горница была невысока, но просторна. Потолки подпирали толстые балки,
которые лежали на могучих столбах, украшенных причудливой резьбой и
живописью. На столбах висели лосиные рога, оружие и щиты, рога зубров
и медвежьи шкуры величины необыкновенной. Мужи уселись за тяжелые столы
на скамьи из досок столетнего дуба, а Бивоя посадили в переднем, красном
углу.
На столах стояли жбаны, полные меда, и золотистая влага из них разливалась
в деревянные и глиняные чаши. Мужи пили, величая Бивоя. Молодой герой
с радостью в сердце выслушивал приветствия, но помыслы его были в другом
месте. Взгляд его невольно обращался к невысокой тяжелой двери с деревянным
замком, за которую скрылись Либуше и ее сестра. О ней-то и думал Бивой,
и шум величавшей его толпы не мог заглушить этих дум.
Погасла заря на вершинах деревьев и на кровлях вышек, но длинные летние
сумерки еще достаточно освещали горницу; только за столбами разлеглись
уже густые тени. Из-за них, как светлые видения, выступили княжны. Девица
из их свиты несла нечто, завернутое в выделанную кожу. По знаку Либуше
развернули кожу, и присутствующие увидели прекрасный мужской пояс.
Пояс был красиво прошит красными ремешками, украшен серебряными мелкими
гвоздиками, бронзовыми бляшками и цепями. Когда пояс сгибали, металлические
украшения звенели.
- Прими его в награду,- сказала Либуше, подавая пояс Би-вою.- Он из
сокровищницы моего отца; сестра Казн для тебя его выбрала.
- В нем зашита веточка дивного зелья и змеиный зуб,- тихо прибавила
Казн.- В этом поясе ты не заблудишься в лесу и огражден будешь от ведьм
и ночных призраков.
Молодой герой кланялся и благодарил, и все громко восхваляли Либуше
и Казн, сумевших почтить силу и удаль. Княжны удалились, а мужи продолжали
пировать и веселиться до глубокой ночи. Когда же после сытного ужина
и достаточных возлияний пировавшие разошлись по домам, наместник града
отвел Бивоя в тихую горенку на ложе из овечьих шкур, где и уснул молодой
герой крепким сном до утра.
Рано утром встал Бивой и пожелал отъехать в свои владения. Узнав об
этом, наместник сообщил ему, что для него по приказанию княжны оседлан
конь. Еще прибавил он, что и Казн собирается в путь-дорогу, в свой град.
Опоясав себя драгоценным поясом, полученным накануне, Бивой, веселый
и бодрый, вскочил на быстрого гнедого с лоснящейся шерстью и, откланявшись
княжне, присоединился к дружине ее сестры.
Проехав городские ворота, все оглянулись и увидели на верхней перекладине
голову кабана, убитого накануне Бивоем. С черным рылом и мощными клыками
торчала страшная голова, напоминая об удали молодого героя.
Бивой ехал возле Казн впереди дружины. Когда же доехал до перекрестка,
с которого их дороги расходились в разные стороны, он, не задумавшись
ни на минуту, повернул коня в ту сторону, где Казин-град с его высокими
валами глядел в воды Мже.
Осень еще не минула, как Бивой покинул свои владения, чтобы переселиться
в Казин. Вскоре отпразднована была его свадьба с Казни.
OCR Lopatin Dmitry,
(c) Prag.ru